После развала СССР попса оказалась на острие общественного бессознательного: она вербализовала многие комплексы, страхи и устремления нового, еще не сформированного общества. В частности, именно по текстам попсовых песен 1989–2009 годов можно проследить эволюцию секса в новой России — от его острой социальности до гламуризации.

Со свободой в нашей стране принято ассоциировать совсем немного вещей. Одна из них, конечно же, русский рок, который еще в советское время иносказательно обещал, что ненавистная «система» падет и мы станем свободными. Однако после падения «системы» о том, что мы стали свободными, первой рассказала русская попса. Причем на языке тела: отличительным признаком наступивших перемен стало сексуальное раскрепощение в массовой культуре.

«Граждане! Минздрав СССР последний раз предупреждает: СПИД — чума ХХ века». В 1989 году эти слова из песни Russian Girls группы «Комбинация» стали не призывом к сопротивлению начавшейся в стране сексуальной революции, а констатацией ее фактической победы. В перестройку первые революционные акты советского человека были не политические, а сексуальные. Или даже половые.

Началом русской сексуальной революции культурологи называют 1988 год. На экраны вышел фильм Василия Пичула «Маленькая Вера», в котором впервые показали половой акт; в молодежном выпуске «Советского экрана» появилась фотография актрисы Светланы Копыловой с обнаженной грудью — кадр из фильма «Меня зовут Арлекино». А в 1989−м полумиллионный тираж первого номера газеты «СПИД-инфо», созданной с целью ликвидации сексуальной безграмотности населения, разошелся за две недели.

В начале 1990−х секс становится таким же паролем для отделения «демократов» от «совков», каким в советские годы были знаки диссидентской культуры вроде самиздатовского Солженицына и журнала «Юность». «Комбинация» называет свой первый хитовый альбом «Русские девочки» и в 1991−м едет на гастроли в США, вознося на недосягаемую высоту образ валютной проститутки, который становится символом свободы не только бывшей советской женщины, но и бывшего советского человека вообще.

В этом ключе даже невинные песни вроде «Желтого чемоданчика» Наташи Королевой, где речь идет всего лишь о том, что девочка бросает мальчика, становятся почти эротическими: на отчетном концерте «Песни года — 93» певица исполняет ее в кожаном белье и ошейнике, сидя на чемоданчике и широко расставив ноги. Повсеместная «сексуализация» всего характерна для начала 90−х: в это время Россия занимает второе место (после Эстонии) среди бывших советских республик по чтению эротической литературы, и даже большинство романов в жанре фэнтези вполне невинного содержания выходят с изображением на обложках полуголых воительниц в кожаном или железном белье.
Мужчины

«На 17−м Московском кинофестивале в июле 1991 года меня больше всего поразило… множество появлявшихся на экране мужских задов, голых и всегда энергично двигающихся. Именно это оказалось излюбленным способом изображения полового акта, практически обязательного в современных советских фильмах», — в книге «Сексуальная культура в России: клубничка на березке» социолог Игорь Кон цитирует английского советолога Линн Атвуд. Изобилие мужских задов на экранах имело простое объяснение: русская сексуальная революция в начале своем была мужской.

Попса оказалась на острие этой революции во всех смыслах. Ее флагманом стала группа «Мальчишник», спевшая в 1991 году свой хит «Секс без перерыва»:

Он имел ее повсюду, он имел ее везде:
На диване, и на стуле, и в открытом окне.
Он имел ее сидя, он имел ее лежа,
И на голове он имел ее тоже.

Песня прозвучала в эфире первого канала общесоюзного телевидения, после чего со скандалом уволили выпускающего редактора программы «50х50». Но дело было сделано: «Секс, секс — как это мило» стало гимном мужского раскрепощения.

Оно ассоциировалось не столько с сексуальной, сколько с политической свободой. В первом номере первого русского журнала для мужчин «Андрей» говорилось, что «он необходим сегодня, потому что именно мужчины нуждаются в освобождении от стрессовой агрессивности и неудовлетворенности. Их психологическая свобода — залог освобождения общества от довлеющих комплексов искаженной эпохи».

В 1991−м в Москве открылся первый секс-шоп. Его хозяином был Владимир Линдерман, позже ставший руководителем латвийского отделения НБП и членом редколлегии газеты «Лимонка». Он же издавал первую в СССР эротическую газету «Еще», которую в 1993−м закрыли указом Ельцина вместе с «Правдой», «Советской Россией» и газетой «День»: секс вне попсы однозначно воспринимался как политический акт. В попсе же секс собирал стадионы: в 1992−м в Питере презентация первого диска «Мальчишника» с песнями «Груди, груди» и «Порнография» шла с постоянными аншлагами в течение недели, а в Москве пришлось организовывать дополнительные концерты.

В 1993−м смена «сексуальных поколений» стала столь же очевидной, сколь и смена поколений политических: идеалы коммунизма и пуританства были уделом старших, а демократия и free love — уделом молодых. По данным ВЦИОМа того времени, поведение людей, которые смотрят порнофильмы, осудили 11% опрошенных моложе 25 лет и 63% опрошенных старше 55. Кумир молодежи Женя Белоусов поет: «Ты возьми, возьми меня всего» (песню «Облако волос» в конце 90−х перепели кумиры новой молодежи «Иванушки International»), а Кай Метов делает хитом новую русскую камасутру:

Рosition number one — отдыхаю сам,
Рosition number two — тебя хочу.

В середине 90−х секс окончательно «выходит из тени» и становится модным, гламурным занятием. Русский «Плейбой» возглавляет музыкальный критик Артемий Троицкий, и журнал становится главным изданием столичных интеллектуалов — на манер его американского образца. Политический накал секса в обществе сходит на нет, и все, что могут позволить себе исполнители попсы, желающие получить доступ к массовым аудиториям теле— и радиоэфиров, — это «мы с тобою губами малину в лесу обрывали» («Иванушки») и «мои губы, руки работать будут дружно, // Ты забудешь обо всем, // Тебе будет атасно» («Руки вверх!»).

Хорошая иллюстрация «пуританизации» попсы на рубеже веков — эволюция подростковой группы «Руки вверх!». В альбоме 1999−го они поют: «Hу где же вы, девчонки, девчонки, девчонки, // Короткие юбчонки, юбчонки, юбчонки?», а в альбоме 2002−го уже: «Стоят девчонки — юбки по колено». Юбки удлиняются и скрывают вожделенные девичьи ноги, даже несмотря на то, что в 2001−м группа отдала дань свершившемуся факту всеобщего сексуального раскрепощения, спев: «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже».

В конце 90−х сегрегация секса и политики вошла в законодательную стадию: приказ Госкомитета РФ по кинематографии «О временном руководстве по возрастной классификации аудиовизуальных произведений» давал смутное определение порнографии и формально отделял ее от произведений искусства. Попса обыграла новый запрет — в песне «Яйца» группы «Дискотека Авария» все начинается якобы с рецепта приготовления яичницы, а заканчивается словами: «Яйца надо жарить, чтобы яйца аж взопрели».

Но пуританизацию уже не остановить: в относительно свободном обществе секс перестал быть социальным протестом, он стал делом интимным и растворился в эвфемизмах. Все, что сегодня позволяют себе мужчины, претендующие на массовую популярность, еще в 2003 году продемонстрировал Валерий Меладзе:

Ты была нежна, как фиалка,
Я тебя сорвал осторожно.
Женщины

Женская сексуальная революция в попсе началась с протеста против проституции, фактически легализованной песнями группы «Комбинация» и «Путаной» Олега Газманова в начале 90−х. Женщина оставалась не субъектом, а объектом секса (пусть даже вполне активным, как у «Мальчишника») вплоть до 1998−го, когда группа «Стрелки» выступила с программным заявлением новых феминисток:

Моя мама совершенно не любит мужчин,
У нее на это есть масса причин.
В юности ей нравился капитан-брюнет,
Но он смотрел на маму, как будто мамы нет.
Она говорит, что они волосаты,
Грубы, невнимательны и косолапы.
Она говорит, что они все маньяки,
Им секс подавай до кровавой драки.

Показательно, что женщины начинают свою сексуальную революцию с отказа от всякого секса. Это выглядит почти политическим заявлением, точно так же, как в начале 90−х был политическим заявлением мужской сексуальный голод. «Она говорит, что нельзя целоваться, // А можно только за ручку держаться. // Она не выносит сцены в постели // И говорит, что вся страна на панели», — поют «Стрелки» от лица дочки мамаши-пуританки. Но всего год спустя эта самая дочка уже устами певицы Каролины заявит мужчине: «Ты хочешь тра-ля-ля-ля, а можешь только ля-ля» — и уйдет в отрыв.

Отрыв выражался в демонстрации и показательном удовлетворении женского сексуального голода. В конце 90−х о нем спела группа «Белый шоколад»: «Я была пьяна в хлам, повелась на блондина. // Жеребец, его место — женская перина. // Бьюсь об заклад, у него был классный перец… // Я его хотела, но секс не его дело: // Наутро рассмотрела — трансвестит. Я офигела!» И в это же время в Москве открылась «Красная шапочка» — первый стрип-клуб для женщин, который окупился уже через несколько месяцев после открытия.

На рубеже веков, когда мужской сегмент попсы ударился в пуританство, женский стал активно декларировать свободу и право женщины на мужское поведение в сексе. В начале 2000−х группа «Краски» поет о революционной для традиционалистского общества ситуации: за любовь платит не мужчина, а женщина. «Хочешь карусели, чипсы и коктейли? // Хочешь, стану ждать тебя послушно? // Диски из Канады можно, если надо, // Даже Моцарт будет, если нужно!» — своего рода ответ на хит «Комбинации» 1993 года: «Милая ты моя, девочка голодная, // Я накормлю тебя, если ты не гордая», где женщину берут за «два кусочека колбаски».

В 2003 году намерения женщины становятся совсем уже очевидными. Если в песне «Красок» она расплывчато обещает: «Я стану слушать и любить», то Катя Лель прямо заявляет, постанывая: «Попробуй муа, муа, // Попробуй джага-джага, // Попробуй ммм, ммм, // Мне это надо, надо». И попсовая эстрада покоряется желанию освобожденной женщины России. На ней появляется темнокожий выпускник «Фабрики звезд — 2» Пьер Нарцисс родом из Камеруна, который с нарочитым акцентом поет: «Нереальный и заметный, очень ладный молодец, // Для девчонок заменяю лучший в мире леденец», вовсю эксплуатируя образ «шоколадного зайца», единственное достоинство которого не деньги, не статус и не сила, а то, что он «сладкий на все сто», как стриптизер из «Красной шапочки».

Женская попса середины 2000−х много поет о сексуальных удовольствиях — с эвфемизмами и без. Филипп Киркоров обещает Насте Стоцкой: «Я разбужу тебя ранним утром, // Часов так, может быть, в пять, // И прошепчу тихо на ушко: “Давай опять”». Стоцкая, как Молли Блум — героиня «Улисса», за разнузданный монолог которой Джеймса Джойса в первой половине ХХ века обвиняли в порнографии, — отвечает: «Да, да, да». И дальше пара согласно стонет: «А-а-а-а, у-у-у, // Как хорошо, о-о-о, а-а-а» с рефреном «хочу еще».

Группа «Блестящие» ведет себя скромнее, изобретая эвфемизмы: «Ах, какой же ты загорелый, // И твое большое сомбреро». А группа «Фабрика» в 2005−м задается вопросом: «А тому ли я дала…» — и, помедлив, добавляет: «…обещание любить?»

К 2008 году все уже проговорено и обсуждено — женская неудовлетворенность и удовлетворение, способность и готовность женщины купить любовь, и даже сексуальный туризм. Анна Семенович и Arash поют: «Прилетайте, девушки, на моря // Ради настоящего дикаря». Накал страстей стихает, женщина получает равные сексуальные права с мужчинами и немного успокаивается.

Получается, что бурной сексуальной жизнью новая российская женщина жила, как и положено, около 10 лет. Потом период ее «юности» закончился — вместе со свободой. Начались социальные обязательства, семья и работа. А в попсе на смену «жеребцам», «джаге-джаге» и страстным вздохам пришли целомудренные «слезы», «любовь» и «свадьба, свадьба, кольца, кольца» (Глюк’оza).
Геи и лесбиянки

Несмотря на то что уголовное преследование по 121−й статье УК («Мужеложство») прекратилось в 1992 году, а в 1993−м президентским указом статью вовсе отменили, 90−е годы в попсе были почти полностью гетеросексуальной эпохой. Если открытие «Красной шапочки» фактически запустило женскую сексуальную революцию, то открытие в 1993−м гей-клуба «Шанс» такого эффекта не произвело: в попсе геи появились гораздо позже — в 1998−м, когда блеснул Борис Моисеев со своей «Голубой луной»:

И все знали, что он никогда не будет
Покорителем невест.
Голубая луна всему виной,
Все в окpуге говоpили.
Этой стpанной любви, этой стpанной любви
Так ему и не пpостили…

Почти сразу же, в 1999−м, группа «Гости из будущего» подняла тему любви лесбийской: «Знаю, ты меня так искала, // Я твоей мечтою не стала, // Я не та. // И, дыхание чувствуя рядом, // Обниму тебя своим взглядом, // А на сердце пустота».

Принять лесбийскую тему, особенно на пике женской сексуальной революции, общество согласилось довольно легко. В том же году хитом становится песня Земфиры со словами: «Ты стучала в дверь открытую, я молчала как убитая» и «Я задыхаюсь от нежности, от твоей-моей свежести», а попса подхватывает общую тенденцию, порождая группу «Тату» с гимном маленьких лесбиянок: «Я сошла с ума, мне нужна она».

При этом, в отличие от обеих гетеросексуальных революций, когда тексты попсовых песен появлялись одновременно или даже чуть раньше фактических шагов по раскрепощению общества, в гомосексуальной теме попса стыдливо плелась в хвосте истории. Пик операций по смене пола в Петербурге пришелся на середину 90−х, а «Гости из будущего» только в 2001−м спели: «Только знаешь, мне совсем не интересно, // Что я не могу понять, кто ты — он или она». То есть в этом случае попса оказалась не на острие общественного бессознательного, а в арьергарде. Может быть, потому, что в 90−е и без того фрустрированное общество упорно отказывалось признавать само существование гомосексуальной темы в публичном пространстве.

В начале 2000−х, когда информационные сообщения о массовых гей-парадах в Западной Европе утратили свою шокирующую новизну, популяризация гомосексуальной темы в отечественной попсе стала модным эпатирующим шагом — правда, почти лишенным политической окраски. Группа «Тату» в песне «Мальчик-гей» пела: «Да, я знаю все твои секреты, // Как ты терпишь твердые предметы», а группа Reflex была еще прямолинейнее: «Темная ночь — белые простыни, // Глубже ладонь, чтобы запомнила… // …Жар, стоны, утро — слова твои первые. // Буду с тобой самой примерною».

Показательно, что только после этого, в 2003−м, Борис Моисеев и «Стрелки International» осмелились перепеть по-русски Sexual Revolution, хит шведской группы Army of Lovers 1994 года:

Ты иди по жизни смело,
И кому какое дело,
Кто тебе в постели нужен:
Это sexual revolution.

Это была лебединая песня гомосексуальной попсы. Начиная с 2004 года популярность «Тату» падает, лесбийство становится уделом узкого сегмента «женского рока», а в песнях «бисексуальных» групп вроде «Гостей из будущего» появляются «он» и «она».

К концу нулевых геи окончательно ушли из романтических попсовых текстов в юмористические, написанные с гетеросексуальных позиций. «Мой начальник не гей», — убеждают себя и друг друга девушки из группы «Шпильки», резюмируя общественное недовольство гомосексуальной темой:

Мама, скажи мне, где нормальные парни?
Эти, что есть, и женственны, и коварны.
Вымерли все Казановы и Ловеласы.
Мама, вокруг одни папуасы.
Танцоры, актеры, певцы —
Красавцы такие, отпад!
Ну, кто лошадку возьмет под уздцы?
Не отвечают — молчат.

При этом интересно, что гомосексуализм в шоу-бизнесе осуждается не с точки зрения гетеросексуальных мужчин, наконец самоутвердившихся на почве сексуальной революции 90−х. Он осуждается с позиции все еще недостаточно удовлетворенных женщин. Как ни странно, именно женская сексуальная революция в попсе в конечном счете задавила революцию гомосексуальную. В массовой музыке осталась только лесбийская тема, да и то в ироническом ключе:

Прости, голубая луна,
Прощай, полуночная грусть.
Ты знаешь, я не останусь одна,
Тоже в подругу влюблюсь («Шпильки»).

Так освобожденная женщина России вытеснила из сферы массовой культуры всех возможных конкурентов и утвердилась в своих исключительных правах на всей территории нашей страны. А сексуальная революция попсы вылилась в ее (и нашу) феминизацию.

источник - Русский Репортер